Когда в редакции мне дали задание написать тематический материал к 22 июня, я отнеслась к нему неохотно и с осторожностью. Причина тому одна: о войне писать сложно. Точнее, не о самой войне, а о памяти, о том, что осталось сейчас в нас – молодом поколении, знающем, признаемся честно, о войне мало. Безусловно, читали. Изучали на уроках истории. Слушали песни тех лет. Каждый год смотрим парад 9 Мая, идем в рядах «Бессмертного полка». Рассказываем то немногое, обычно геройское, что знаем о дедах и прадедах, что за годы уже выучили наизусть и декламируем на автомате в День Победы. Так вот: как писать о том, что действительно важно? Как сказать новое, не опустившись до банальщины? Как не потерять то хрупкое и трепетное за сухой патетикой слова «Помним» с восклицательным знаком на конце? Поэтому – неохотно и осторожностью.

У журналистики свои законы – нужны инфоповоды, то есть новости, события. Находить их для темы Великой Отечественной войны весьма затруднительно. Обычно это интервью – воспоминания ветеранов и детей войны, а «события» представляют собой акции памяти, городские мероприятия в преддверии и в сам День Победы. Мы решили уйти от «новостей» и написать об ивановцах, погибших в лагере для военнопленных в Штукенброке.

Штукенброк – небольшой городок с населением чуть больше 26 тысяч человек (статистика 2010 года). Аккуратный и благоустроенный немецкий быт, живописный зеленый ландшафт Северного Рейна-Вестфалии. Парадоксальные контрасты истории: здесь находится Форелькруг – место расположения Шталага-326, бывшего военного полигона, в несколько рядов обнесенного колючей проволокой – лагеря смерти, куда с лета 1941 года свозились военнопленные. За годы войны – сотни тысяч человек, погибших – больше 65 тысяч. 65 тысяч отцов, братьев, мужей, сыновей. Население целого города.

Из воспоминаний Владимира Ильича Наумова, профессора Московского инженерно-физического института, опубликованных в журнале «Наука и жизнь» (№ 10, 2002):

– Таких лагерей, как Шталаг-326, на территории Германии было немало. Но именно он и его условное название «Штукенброк» символизируют для современного поколения немцев память о мучениках, советских военнопленных, оставшихся навсегда в земле Германии. Я впервые увидел этот лагерь в мае 1945 года, уже после освобождения. Лагерь был почти пуст. Его последние оставшиеся в живых обитатели переведены в Аугустдорф, но в мрачных бараках еще стоял тяжелый запах обреченных на смерть людей. Лагерь вмещал не более 10 тысяч узников. Недалеко от него находится кладбище с братскими могилами погибших советских воинов. Число погибших – 65 тысяч. Это означает, что за годы войны состав лагеря обновился более шести раз! После освобождения Шталага американскими войсками среди оставшихся в живых военнопленных нашлась группа энтузиастов, сумевших за фантастически короткий срок, меньше месяца, спроектировать и построить на месте братских могил монумент – памятник погибшим товарищам. Открытие памятника состоялось 2 мая 1945 года, за неделю до окончания войны. На церемонии открытия присутствовал весь Аугустдорф. Я стоял недалеко от памятника. Помню выступления бывших узников лагеря, церемониальный марш и залпы салюта взвода американских солдат. Помню, как во время церемонии упала на могилы, забилась в истерике и скончалась на глазах у всех русская женщина.

В опубликованных воспоминаниях поражают две вещи. Во-первых, «энтузиазм» только что освобожденных военнопленных – людей, работавших на тяжелейших работах, вынужденных спасаться от голода, дождя и холода и не нашедших спасения, гибнувших здесь каждый день. После освобождения Шталага в живых осталось около девяти тысяч человек, и они нашли в себе силы обустроить место памяти о страданиях и мученической смерти товарищей, тела которых сваливались в общие могилы – траншеи с трупами, глубокие рвы длиной 110 метров (с 1941 года их было вырыто 36). Второе, что показательно, на открытие мемориала собрался весь Аугустдорф. Известно, что отношение местных жителей к узникам лагеря было неоднозначным, уже в военное время некоторые немцы, в большинстве своем верующие люди, начинали присматривать за могилами советских солдат. А в середине 1960-х пастор Генрих Дистельмайер и юрист Вернер Хенер создали рабочий кружок «Цветы для Штукенброка». С тех пор каждый год в первую субботу сентября у братских могил проводится антивоенный день – день памяти и скорби.

Благодаря усилиям нынешних поколений кладбище советских военнопленных сегодня – это тысячи квадратных метров зеленой зоны с ухоженными деревьями. Ряды надмогильных памятников содержатся в порядке и чистоте. На большинстве из них написано «Неизвестный солдат» или просто «Неизвестный». Однако за последние годы в правах известности по архивным документам было восстановлено более 14 тысяч человек. Список этот находится в открытом доступе, нехитрая комбинация клавиш позволяет найти погибшего по имени и месту рождения: уроженцев Ивановской области в книге памяти оказалось чуть более двухсот. И от пестроты названий знакомых мест – в основном деревень и сел – становится страшно: Архиповка, Савино, Подолец, Камешки, Ивашково, Гаврилково… Еще страшнее смотреть на фотохронику – лица прибывших в лагерь молодых мужчин, обреченных на смерть. Жаль, что от этих людей, только еще начинавших жить, остались только дежурные данные – Ф. И. О., дата и место рождения, да и то не у всех. О них в газете не напишешь – нет инфоповода, только глухое чувство горечи внутри, больно.

Так совпало, что одной из центральных тем этого номера «Рабочего края» стал ежегодный кинофестиваль «Зеркало». Из зрительских наблюдений – в сюжетах всех картин конкурсной программы сквозит одиночество. Цитата из фильма, снятого по совпадению в современном Берлине: «Не рак убивает человека. Человека убивает одиночество». Странно получается: что делать с нынешней молодежью, утонувшей в инфантильности, экзистенциальных кризисах, поисках своего предназначения – как к ней относиться, пожалеть, посочувствовать? Боремся с невежеством, социальной несправедливостью, перевоспитываем трудных подростков, реабилитируем наркозависимых, пропагандируем ЗОЖ и ищем смысл жизни. А смысл жизни – жить. Фраза избитая, но обжигает, когда читаешь списки жертв Штукенброка.

Помним.