Одна моя подруга очень любит театр. И среди ее кумиров – артист Ивановского драмтеатра Михаил Богданов. К ее дню рожденья мы с друзьями решили устроить сюрприз, обратились в соцсетях к Михаилу: не согласится ли он поздравить нашу подругу, записав миниатюру в какой-нибудь своей роли? Просьба была, конечно, наглой, ведь мы не были знакомы, но Михаил отреагировал очень доброжелательно.

В образе Труффальдино из Бергамо буквально перед спектаклем он снял короткое видео и прислал поздравление имениннице. Можно представить в тот момент ее счастливый шок. Я попросила у Михаила разрешение рассказать об этом эпизоде, все-таки опасаясь, как бы не замучили потом такими просьбами случайные люди…

– Я не настолько популярен, чтобы меня одолевали поклонники. Кто-то хочет пообщаться, пишет в соцсетях, и я отвечаю по возможности, даже если критикуют. Иногда, конечно, расстраиваюсь от того, что меня не поняли. Хотя всех же счастливыми не сделаешь. И прийти к этому – тоже, наверное, очередная ступень роста.

– А какая ступень была у вас предыдущей?

– Я буквально скакнул вверх, когда поставили «Бальзаминова». Это была моя первая центральная работа в театре. Не из-за глубины роли, а с точки зрения занятости в спектакле. Руководство заметило, мол, ага, может. И стали всё больше и больше доверять.

– И после этого вы поняли, что такое быть артистом?

– Нет, я еще до конца не понял. С каждой новой ролью, с новым режиссером – всё вдруг начинается с нуля. И себя тоже ощущаешь с нуля.

– Но вы же учились этому?

– Да, здесь в Иванове. С детства мечтал стать артистом, но после школы поступать в театральный не решился. Вообще как-то принято было считать в моем окружении, что артист – это не профессия. Надо выбирать что-нибудь другое. Вот я и поступил в университет на биолого-химический. Какое-то время учился и всё успешно сдавал, но потом все-таки не выдержал и ушел на прослушивание в Ивановское училище культуры. Особо не готовился, потому что всегда у меня были любимые стихи, и я с радостью был готов их прочитать. И меня взяли. Первое время учиться было трудно, почти не понимал, чего от меня хотят. Но огромную роль сыграла Ольга Львовна Раскатова, которой я бесконечно благодарен. 

Не трындеть!

– Теперь уже есть разные роли. Предлагают и Бальзаминова, и Карамазова. А что вам ближе и приходится ли выбирать? 

– В «Мальчиках» я играю Алёшу Карамазова – это трагедия, но душу лечат именно такие спектакли. История тяжелая, она, наверное, для тех, кому полезно выйти из рамок своего уютного мира. Люди, окруженные комфортом, многого не замечают, а замечать нужно. Но эта пьеса для меня все-таки позитивная. Она о том, как человек может сделать мир чище и добрее. Однажды мне предложили участвовать в пьесе, где был прямо оголтелый реализм, каждое слово и действо кричало: посмотрите, как всё плохо. Я сразу отказался, потому что не люблю такие чернушные истории, где нет никакого просвета и надежды. Там, где нет даже зернышка добра, – мне неинтересно. Я против насилия и к себе, и к другим. 

– Учить роль, столько текста, наизусть – разве не насилие над собой? 

– Не-ет, ни капли. Есть упражнения и навыки, а некоторые режиссеры вообще требуют не учить, а разбирать роль, и тогда она учится сама собой. Представляю себя на месте героя – вот тогда всё идет легко и спокойно.

– А я представляла, что вы ходите, глаза закатываете и повторяете…

– Ничего не выйдет! Опытный режиссер сразу спросит: «Зубрил?» Или, как Ирина Валерьевна Зубжицкая говорит обычно: «Чего ты трындишь?» Заученный текст, в котором нет мысли, голый, его сразу слышно. 

– Артисты самостоятельны в театре или они пластилин в руках режиссера?

– Нет, мы «со». Со-авторы, Со-участники. Главное, чтобы мы со-впали, даже в мелочах. Бывает, что режиссер давит, но я отстаиваю свою позицию, обсуждаем, и если я докажу, что прав – мы находим со-вместное решение. Слава Богу, в основном мне очень везет с режиссерами.

– Один из любимых у зрителей спектаклей нынешнего сезона – это «Слуга двух господ». Но трудно не заметить в нем почти копию фильма «Труффальдино из Бергамо». Вы наверняка слышите упреки в этом?

– Да, есть такое. Но было честью хоть немного приблизиться к мастерству Константина Райкина, исполнявшего роль главного героя. Я всех спрашиваю: у вас бы было ощущение праздника? Да, конечно. Так вы в театр за этим и пришли.

– Есть примеры, и они совсем недалекие, когда артисты перестают быть востребованными. Не страшит это?

– Нет, хотя может быть всякое. Я готов принимать жизнь такой, какая она есть. Бояться заранее – бессмысленно. Если такое придет – буду подстраиваться. Поэтому я, наверное, живу сегодняшним днем и немного будущим, но недалеким.

Театральная коммуналка

– А Москва не соблазняет?

– Соблазн есть. Но я реально смотрю на вещи. Во-первых, там никто не предложит условий, которые бы я хотел. Ехать туда и вкалывать, чтобы стать знаменитым? У меня другая цель в жизни.

– А какая?

– Быть счастливым человеком. Ну правда. Вот здесь и сейчас я счастлив. А Москва всё это отнимет, и семью придется приносить в жертву. Хочу с улыбкой идти на работу и возвращаться к своим родным. А развиваться можно и здесь, и не только ввысь, но и вглубь. 

– Про вашу семью многое известно. Жена Тамара Лимонова – тоже актриса театра. Вы в соцсетях довольно открыто показываете трогательные фото и видео с детьми. Можно сказать, что они у вас дети закулисья?

– Младший совсем кроха, а старшему пять лет, он часто бывает на репетициях. Раньше, например, на спектакле «Карлик Нос» он кричал из зала: «Не трогайте папу!», а потом понял, что папа там – не папа, и это его работа. А вообще, нам в театре уже стало не хватать своего детского сада, как в других городах мы видели, там назначаются дежурные, которые за детьми приглядывают. Ведь бывает, что в труппе много семейных пар, и куда им девать детей во время спектакля? 

– Хорошо бы драматическому театру иметь свое здание?

– Да, ведь наша театральная коммуналка во Дворце искусств отражается на работе. Например, когда в музыкальный театр кто-нибудь приезжает с очень громким концертом – у нас слышно... Есть вообще очень тихие спектакли, например «Лавина» или «Мальчики». Мы-то сосредоточимся, нас учили, а вот зрители? Был момент когда-то на спектакле: я весь включенный, наступает очень важная пауза, и вдруг откуда-то «…белые розы, белые розы». Ох, это тяжело. 

 Такой хрупкий контакт 

– А еще, наверное, тяжело, когда телефоны в зале звонят во время спектакля?

– Да-да, или когда люди СМС пишут и лица у них подсвечены синим. А со сцены мне же страшно (смеется)! Телефоны – это беда. И возмущает даже не сам звонок, а волна по залу: тише-тише, кто не выключил телефон-телефон... И тут зритель на целые четыре секунды вылетает вообще, а они были очень важными в спектакле, и до этого мы старались какую-то связь с ним наладить, и тут эта связь вот так дзынь на пол… и разбилась. Надо уважать других зрителей.

– А какого вы бы хотели видеть зрителя?

– Любого. И вовсе необязательно он должен быть интеллигентным любителем классики или очень начитанным. Одна девушка пришла на «Бальзаминова, от души хлопала и смеялась, а потом, оказавшись в нашей компании, спросила, а кто это вообще? Говорю, мол, это Островский. Да? А что он еще написал? Вот – пример. Эта девушка, наверное, и не виновата, что ей не привили эту любовь, но человек-то хороший, и, я знаю, она начала читать. Никогда не поздно. И в этом тоже миссия театра – заинтересовывать. И я хочу быть к этому причастен. Но вообще я уверен, что в театре всё должно быть легко. Я за то, чтобы в легкой комедии найти глубокий смысл и за то, чтобы даже в самой тяжелой трагедии можно было найти что-то светлое, доброе, чистое и хорошее. Это мой театр.