В июне 2016-го на Ивановском химзаводе прогремел взрыв. МЧС сообщало тогда, что произошло разрушение внутренних перегородок в котельной без последующего горения, но несущие конструкции здания не пострадали. Конструкции нет, а люди – очень пострадали. Один человек даже погиб. Среди двоих серьезно пострадавших был и мой собеседник – Геннадий Владимирович Сонин.

Жизнь для него разделилась на до и после. В тот день Геннадий Владимирович, как обычно, пошел на работу. Как начальник смены, дело свое он знал досконально. Статус – особо опасное производство, аппаратура, установки, реагенты и, конечно, сами условия труда – всё требует высочайшей собранности и ответственности. Рабочая одежда – не просто белый халат, в чем мы привыкли видеть химиков, а защитный костюм с противогазом, который, кстати, потом и спас жизнь.

Сохранилось целым только лицо

«Это была обычная смена. Мне не запомнился подробно момент взрыва, только помню вспышку и вижу, что я стою почти голый. Сгорел весь защитный костюм, и даже одежда под ним, – рассказывает Геннадий Владимирович. – Сначала не почувствовал ничего, видимо, был болевой шок. Я дошел как-то до двери, вышел на свежий воздух – и всё. Очнулся в больнице и долго потом ничего не мог вспомнить».

СМИ об этом происшествии писали скупо, информации было мало, а вопросов много: что же случилось, кто виноват, какие будут последствия взрыва? Ясности не было ни у руководства предприятия, ни у следственных органов. Только врачи были конкретными в своем диагнозе: у Геннадия Владимировича – 80% ожогов тела.

«После первой помощи в областной больнице, в состоянии искусственной комы нас обоих пострадавших отправили в Нижний Новгород в ожоговый центр. Там были предприняты экстренные и действенные меры. Врачи там высочайшего класса, особый уход и лечение; не обычные кровати, а специальные сетки. Представьте, у меня же сохранилось целым только лицо, благодаря тому, что я был в противогазе».

Мне показалось, что Геннадию даже вспоминать об этом больно. Сейчас, конечно, раны затянулись, но тело-то до сих пор как чужое. А ведь и сделано докторами было немало: лазерная терапия, несколько операций по пересадке кожи. И находили-то ее с трудом, да и откуда врачам было брать материал при таком поражении? И все-таки они сделали почти невозможное – сначала спасли жизнь, а потом дали возможность человеку дальше ее восстанавливать.

Первые после МЧС

Но вот трудности с процессом восстановления возникли вскоре после выписки из ожогового центра. Через два месяца уже в Иванове участковый хирург оценил состояние пострадавшего от взрыва как удовлетворительное. Геннадий Владимирович признается, что просто растерялся: «Как? Шаг сделать не могу без дикой боли, кожа не тянется, пальцы, руки, ноги, колени не гнутся. Резко упало зрение, болит и кружится голова, а меня выписывают».

В болезненном состоянии трудно оценить ситуацию в целом. Геннадий не помнит, как именно, но механизм социальной поддержки был запущен с момента происшествия. Точнее сказать, еще раньше, как только сотрудник заключил трудовой договор и тем самым приобрел государственную страховку в системе обязательного социального страхования работников. (Это на малых производствах – в швейных цехах, в автосервисах и прочих небольших предприятиях мало кто это делает. И вот же показывает жизнь, что зря.) У Сонина, как и у всех работающих на Ивановском химзаводе, такой договор был – это обязательное условие. А значит, несчастный случай на производстве стал непосредственным делом Фонда социального страхования. Обо всех авариях, катастрофах, взрывах с пострадавшими на производстве там узнают первыми после МЧС и сразу начинают действовать.

«Геннадий Владимирович, правда, не всё помнит. Это и понятно, но мы контролировали ситуацию с самого начала, – рассказывает реабилитационный менеджер ФСС по Ивановской области Людмила Смирнова. – Мы потребовали, чтобы его и другого пострадавшего оперативно отправили в Нижний Новгород. Без проволочек оформляли все документы, вели пострадавших на протяжении всего периода восстановления и будем сопровождать и дальше, пока это необходимо. Страховой случай наступил, а значит, это наша ответственность».

Собачья радость и человеческое участие

«Я не ожидал такой заботы, – говорит Геннадий Владимирович. – Ведь никогда не сталкивался и не знал, как это работает». А для сотрудников соцстраха это привычное дело. Они буквально взяли над пострадавшим опеку. Направляли сами на все реабилитационные мероприятия, в санатории, больницы и реабилитационные центры, на разные комиссии, куда он даже и не думал попасть. Они звонили и предлагали лучшие варианты, и всё бесплатно.

Это стало испытанием для всей семьи, для которой администрация химзавода снимала квартиру в городах, где проходило лечение. Переживала не только жена Ольга, но и еще один член семьи – лабрадор Риччи. Во время долгой разлуки он очень тосковал, отказывался от еды, подходил к хозяйке, смотрел в глаза: мол, как там хозяин, скоро ли вернется?.. А по возвращении Геннадия Владимировича из ожогового центра было большой проблемой сдержать ошалевшего от радости пса – облизать-то обожженного хозяина пока было нельзя. Бедному Риччи пришлось радоваться встрече на расстоянии.

Прошло почти четыре года, сейчас наш герой работает, всё там же, на химзаводе – на более спокойном участке. Получает зарплату, страховое пособие по частичной потере трудоспособности. Впереди еще долгое восстановление здоровья, благо двери в санатории для него открыты. Геннадий Владимирович признается, что не представляет, как бы он один со всем этим справился: «Понимаете, вот эта система, по которой мы страхуемся от несчастного случая на производстве, и прочая защита, которой я никогда не придавал значения, сработала. Не думал, что пригодится. Как в той пословице, знать бы, где упаду… Получается, не я сам, конечно, но подстелили соломки».