Почему так происходит и что подвигает состоятельных успешных людей помогать попавшим в тяжелую жизненную ситуацию согражданам, мы говорим с Олесей Алексеевой, директором филиала федеральной компании в городе Иваново

– Почему в современной России такое подозрительное отношение к благотворительности и к благотворителям?

– Наверное, это наследие советских времен, когда нам говорили, что нет нуждающихся, а государство обо всех заботится. Получалось, что если появлялся благотворитель, то это государство недорабатывает, а такого быть не могло. Отсюда у обеспеченных людей есть стеснение быть благотворителями, а нуждающиеся стесняются принимать помощь и сегодня чаще всё делается втихаря, люди считают, что нельзя выпячивать подобные темы. Благотворитель думает: «Я помогаю, но это мое глубоко личное дело, говорить о нем я не буду», – а нуждающиеся стесняются, что им помогают, и тоже стыдливо молчат.

– Вы участвуете во многих благотворительных акциях. Делаете это как просто Олеся Алексеева или как Олеся Анатольевна, директор филиала крупной федеральной компании в городе Иваново?

– Чаще этим занимается Олеся Алексеева – гражданин. Благотворительностью я занимаюсь давно, и занятия эти не зависят от того, в какой компании работаю. Большинство моих личных благотворительных проектов – про людей и созданы неравнодушными людьми, моими друзьями. И, конечно, меня не может не радовать, что компания, в которой я работаю, активно участвует в различных социальных и благотворительных мероприятиях.

– Участие компании в благотворительности – это часть делового этикета и разновидность PR?

– Да, это часть стратегии и социальной ответственности.

– Зачем это бизнесу?

– Мы живем и работаем в том мире, который есть…

– …Это всё высокие слова – все компании живут и работают здесь и сейчас.

– Все крупные российские компании задумываются о благотворительности. Бизнес нашей компании несет в жизнь много всего нового, а это требует просветительской работы. Первые благотворительные проекты были привязаны именно к этому. Да и сейчас основные социальные проекты связаны с бизнесом компании. Это не только формирует атмосферу доверия, но и повышает отклик аудитории на инициативы бизнеса.

– То есть изначально благотворительностью занимались для PR?

– Да. Сейчас в бюджете четко разделены средства на продвижение услуг и на социальные проекты.

– Как вы делаете выбор: этим дать денег, а этим нет, этот проект поддержать, а этот отвергнуть?

– В холдинге есть свой благотворительный фонд. Когда к нам приходят за помощью, мы отправляем просителей туда. В фонде их выслушивают и проверяют заодно – бывает, что приходят авантюристы. С нас сняли бремя принятия решения: помогать – не помогать. Мы просто проводим согласованные с фондом мероприятия: организуем поддержку, закупки, еще что-то делаем, в чем нуждаются просители. Недавно помогли детской регбийной команде, например.

– Я очень не люблю словосочетание «социальная ответственность». Что это за зверь такой – как бы вы определили?

– Это в первую очередь создание комфортной среды для своих сотрудников и клиентов в городе и регионе, где они живут.

– То же самое за немалые зарплаты должны делать чиновники.

– Наверное, да. Не хочу сказать, что мы это делаем потому, что чиновники со своей работой не справляются… Хотя часто приходится заниматься вещами, которые они должны делать.

– Власть, чиновники как-то помогают в реализации проектов?

– Главное, чтобы не мешали. Если в проекте появляется чиновник, как правило, об инициаторах забывают – везде будет только его фамилия.

– Что толкает предпринимателей заниматься благотворительностью? Ни налоговых льгот, ни преференций, ни поддержки власти.

– Мы не всегда участвуем в благотворительности деньгами.

– Но для многих так легче: отдал денег, исполнил внутренний долг – душа спокойна.

– Да, так легче. Когда делаю мероприятия в качестве частного лица, а не как представитель компании, выступаю в них как организатор. Три года назад мы начали проводить благотворительные барахолки – сначала в Москве, теперь в Иванове. Сначала это были «гаражные» распродажи из серии «друзья для друзей», а с привлечением в проект бизнеса мероприятия приобрели другой масштаб: в Москве это «Балчуг», в Иванове – «Нимлофт», где мы весной провели первую местную барахолку.

– Я был там, мне было безумно скучно – может, из-за того, что я чуть опоздал, но я даже не стал пить кофе и участвовать в беспроигрышной лотерее. Почему так получилось?

– Как выяснилось, у Иванова есть своя специфика. В Москве проект барахолки основан на том, что люди отдают свои качественные вещи, плюс мы привлекаем дизайнеров и небольшие магазины, которые отдают вещи из старых коллекций. Бывает, принимают участие звезды – тогда вещь может дорого уйти с аукциона только из-за того, что она принадлежала Полине Гагариной.

– В Иванове подобной культуры пока нет?

– Увы. Здесь мы попробовали сделать мероприятие в подобной концепции: один магазин отдал одежду для продажи, люди принесли личные вещи. Всё, что новое, пусть даже не очень высокого качества, сразу раскупили. К вещам, бывшим в употреблении, очень хорошего качества от очень хороших брендов на барахолке не подходили. Не знаю почему. Хотя народу пришло немало, СМИ нас очень активно поддержали, много информации было в социальных сетях.

– Этакий провинциальный снобизм?

– Да, это поразило.

– Может, надо было продавать свитер от мэра Шарыпова и брюки от губернатора Воскресенского?

– Мы сейчас думаем в том числе и в эту сторону.

– Вот я пришел на барахолку: много рекламы, выходной день, хотелось новых впечатлений – и был разочарован. Мне показалось, что недоработана концепция. Почему, на ваш взгляд, мероприятие не получилось?

– Наверное, дело в нас, в организаторах, во мне. У нас в голове после московских мероприятий была четкая картинка того, как это должно быть, но мы не донесли ее до людей, те не понимали, куда идут. Мы продвигали больше сам факт мероприятия, чем его концепцию. Концепция подобного мероприятия – это выгода для всех.

– Я знал, куда иду, и был готов потратить деньги, но у меня не возникло такого желания. Я не понял главного: о чем это, для чего?

– Сейчас мы мучительно рождаем концепцию следующего мероприятия, которое пройдет осенью – останавливаться желания нет. Хотя весь первый месяц после первой барахолки я была в сомнениях. У нас ведь было много выступлений детских коллективов, на которые в том числе приходили люди. И что меня удивило: родители ждали выступления своего ребенка, потом разворачивались и уходили – никакого контакта.

– Я сам пришел в тот момент, когда закончилось выступление «Оперения», мои знакомые садились по машинам и, увидев меня, говорили: «Ты опоздал, всё закончилось».

– А программа шла целый день. Была еще проблема с помещением: старый «гаражный» НИМ для мероприятия подходил, но в процессе подготовки всё поменялось. Нам бы остановиться, но хотелось провести эту первую в городе барахолку, и мы пренебрегли своими же ощущениями. Да и для «Оперения» помещение не подходило, хотя они посмотрели, сказали, что «всё нормально, мы впишемся». В итоге получилось тесно, толкучка, не было возможности что-то посмотреть, а тем более купить. Не нашелся формат.

Но, даже несмотря на это, в целом мероприятие прошло успешно, потому что цель, которую мы перед собой ставили – отправить на реабилитацию детей с ДЦП, – достигнута. Ребята с мамами отправились в Крым – это главное, ради чего я этим занимаюсь. Всё остальное – мелочи и рабочий процесс.

– Будете менять площадку или концепцию?

– Думаю, что осенью мы попробуем два формата. В одном поменяем площадку и сделаем там историю с развлечениями и благотворительной лотереей – туда будет «на кого» прийти. А на НИМе оставим барахолку – туда будет «за чем» прийти. Попробуем и то и то, посмотрим, что получится, дальше будем думать.