Это сейчас Андрей Тарковский для любителей кино – один из пяти самых великих режиссеров мира и входит в число тех, кто своими фильмами определил развитие киноискусства. А в период начала брежневского застоя для одних Тарковский был великим режиссером, а для других – режиссеришкой, который ставит непонятные фильмы, не зовущие к новым победам коммунизма. Именно тогда, в октябре 1976 года, и приезжал Андрей Арсеньевич в Иваново с показом своего нового фильма «Зеркало».

Тогда в Иванове работал киноклуб «Экран и ты». Для интеллигенции его занятия часто были глотком свободы, сопоставимым с тем, что получали зрители на спектаклях молодежного театра Регины Гринберг.

Важен ивановский контекст того приезда. Кто-то наверняка помнит ажиотаж, который года за три до этого был в Иванове с показом «Андрея Рублева» в начале 70-х. Тогда фильм, разрешенный к показу лишь «третьим экраном» (в малых кинотеатрах, часто на окраине городов), в Иванове крутили три раза в киноклубе и четыре недели в кинотеатре «Мир», пока его не посмотрели все, кто хотел. В газете «Ленинец» появилась полоса с обсуждением фильма. Преподаватели вузов, студенты, представители технической интеллигенции дали картине очень высокую оценку. Но вскоре в том же «Ленинце» вышла подборка откликов с резкой, уничижительной критикой «Рублева». Доводы «аналитиков» были топорны, но это только увеличило интерес зрителей к творению Тарковского. И к самому режиссеру.

Женя Кузнецов, организовывавший приезд режиссера, зашел за кулисы ДК, где проходила встреча, и Андрей Арсеньевич сразу согласился приехать с «Зеркалом» в Иваново. Условие было одно: визит должен быть официально оформлен.

Приезд не прошел гладко. В обком КПСС поступило сообщение, что в Горьком Тарковский говорил не совсем нужные партии и правительству вещи. И накануне приезда режиссера в обком вызвали начальника управления кинофикации Павла Лебедева и повелели работу по приезду Тарковского свернуть. Позже Кузнецов вспоминал: «Естественно, начали «сворачивать», но свернули не всё, ведь возвращение билетов – процедура не только неприятная, но и очень затяжная и сложная. Позвонил в Госкино РСФСР достаточно влиятельному в то время чиновнику. Объяснил ситуацию. Тот ответил примерно так: согласен, что отказ Мастеру во въезде на свою историческую родину может вызвать ненужный ажиотаж на Западе, да еще в год 70-летия Брежнева, подписавшего Хельсинские соглашения».

Партийные и советские органы участия в организации встреч великого режиссера со зрителями не принимали. И на железнодорожном вокзале Тарковского встретили только Кузнецов и его друзья… Власти даже машины не выделили.

Вместо обговоренных 25 встреч с режиссером прошло всего шесть. Их организацией занимались старший редактор облуправления кинофикации Людмила Артемьева (всегдашний помощник киноклуба) и Женя Кузнецов. Залы были полны. Но новый киноязык Тарковского оказался по сердцу (или по зубам?) не всем. Кто-то уходил до окончания сеанса.

Тарковский пробыл в Иванове три дня. Первый вечер провел в квартире Жени Кузнецова. В дружеской вечеринке посчастливилось поучаствовать и мне. Говорили в том числе о художниках, уехавших из России. О Гоголе (что в Риме он чувствовал себя провинциалом), о Бунине и его сложной судьбе эмигранта. В какой-то момент я сказал хозяину дома: «Женя, если ты еще и Высоцкого пригласишь, то тебя точно посадят». Тарковскому эти слова не понравились. Замечу: моя сестра Вера, работавшая в начале 70-х в химинституте, договорилась с Высоцким о его концерте в Иванове. Но ей позвонили из КГБ и сказали, что если не откажетесь от своей затеи, то можете лишиться работы. В этом контексте и прозвучала фраза Тарковского: «Если вы услышите, что я хочу эмигрировать – не верьте. Уезжать со своей родины я не собираюсь».

Во второй день Тарковского и его жену принимал Леонид Таганов. А в последний день Тарковский пригласил в свой номер гостиницы «Центральная» нескольких человек. Сначала подошли однокурсник режиссера Евгений Хейфиц, известный краевед Леонид Шлычков. Получивший гонорар от общества «Знание» в 148 рублей 43 копейки всемирно известный режиссер решил устроить званый ужин для тех, кто был с ним в эти нервные дни рядом.

Далее цитирую краеведа Василия Баделина, записавшего то, что рассказал ему Шлычков.

Тарковский «…заказал вино и закуску в номер, что было непривычно быстро выполнено. Не успели сесть, как в дверь ворвалась незнакомая девица и принялась восклицать, что она – фанатка творчества Тарковского, приехала в Иваново играть в шахматы.

С трудом выпроводив «шахматистку», Андрей вновь напрягся, но в номер вошли друзья Кузнецовы и Володя Мартынов. За столом завязалась непринужденная беседа. …После Ромма (это мастер курса, на котором учился Тарковский. – В.М.) речь зашла о других режиссерах. И Тарковский, и Хейфиц не принимали творчества Козинцева, Алова и Наумова. О небезызвестных братьях Михалковых Тарковский высказался еще более резко:

– Эти товарищи всегда и всё делают с огромной фигой в кармане. Публично обещают: «Ну, мы вам покажем!» Показывают. А фига-то в кармане.

– А кого бы ты, Андрей, поставил в Советском Союзе с собой в один ряд?

Тарковский отвечал без запинки:

– Пожалуй, только грузинского режиссера Иоселиани и Параджанова».