Этот текст я написала на 40 дней смерти моего близкого друга Саши Непомнящего. Статья быстро облетела Интернет и есть в «Википедии» на странице Непомнящего, где о нем говорится: «Александр Евгеньевич Непомнящий – русский поэт, бард, рок-музыкант. Начиная с середины 1990-х годов является одной из знаковых фигур в отечественной контркультуре»…

Саша Непомнящий родился в Коврове, учился в нашем университете на филфаке, здесь женился (жена – Лёля Непомнящая) и жил последние годы уже в Иванове, мотаясь с концертами автостопом по стране.

Он заболел в 2004 году, врачи обнаружили злокачественную опухоль головного мозга. В Москве и других городах России проходили концерты в поддержку Непомнящего, были собраны деньги на операцию. После лечения он встал и даже начал куда-то самостоятельно выезжать, появилась надежда… Но через год случился рецидив, ему сделали еще одну операцию…

Сашка умер в 2007 году. Был отпет в храме Коврова двумя священниками, соборовавшими и причащавшими его перед смертью, – о. Димитрием Струевым (Липецк) и иереем-рокером о. Николаем Кокуриным (Дзержинск). 16 февраля 2018 года ему бы исполнилось 50 лет.

На смерть друга

Можно подготовиться к холоду, переезду, даже к переселению народов. Поверить в любое чудо, не удивиться грибам в лесу в январе – бывает. Но осознать уход из жизни людей масштаба Непомнящего – почти невозможно. Это как если ученые объявят, что лета больше не будет, и докажут это. И мы, кивнув, про себя скажем: «Но этого не может быть!» – и всё равно будем ждать того самого лета, без которого год напряжен и неполон…

...Непомнящий никогда не приезжал и не приходил – он всегда сваливался на голову, с гитарой, сумкой, с людьми или в одиночестве – он падал из большого пространства «вечного автостопа на русских дорогах» в небольшое пространство моего дома и тут же заваливал его песнями, сюжетами, теориями, опровержениями, какими-то невероятными статьями, книгами и бог весть чем еще. Ему совершенно не мешало то, что я, к примеру, мою посуду или кормлю детей, – он брал гитару и начинал петь, не обращая внимания на посторонние шумы. И это могло быть долго, но совершенно не обременительно, потому что Саша умел не отрывать от дел, а наполнять их смыслом и звуками.

...Однажды Михаил Малыгин шел утром на свою часовую службу и, уже подходя к крыльцу мастерской, услышал из-за кустов странные звуки – какое-то бормотание под музыкальное сопровождение. Пронзенный странной догадкой, Миша раздвинул кусты. В газоне рос Непомнящий. Он сидел на корточках посреди травы, разложив листы и занавесившись волосами, и перебирал струны гитары. Увидев Мишу, Сашка взглядом пригласил его на газон и начал петь только что рожденную песню с начала.

Непомнящий обладал редким даром: он никогда не искал творческого состояния, дабы обуздать строптивого Пегаса, – он всегда в нем находился, как блаженный, у которого время сдвинуто немножечко в сторону, – он пребывал в некой параллельности, что выдавало в нем Чудака и Поэта, но никак не городского сумасшедшего или свихнувшегося философа. Нет! Сашка был реальный, живой, такой же, как мы, – только ходил он чуть-чуть выше, смотрел чуть-чуть дальше и думал чуть-чуть больше...

У людей, когда-либо встречавшихся с Непомнящим, он оставлял яркое впечатление и воспоминание. Он раздаривал свой образ, как образа, – везде, где бы ни застревал и о кого бы ни споткнулся, не специально – он был таким по сути. Дружил «насовсем», как в детстве, а враги, мне думается, если у него и были, то только идеологические. Людей он любил и к их слабостям относился философски, а точнее, никак не относился – он их не замечал.

Мы познакомились с ним в Старом Осколе на фестивале авторской песни в самом начале 90-х, где я была членом жюри, а Сашка – конкурсантом. Что он тогда пел, я уже не вспомню, но в памяти остался образ со спутанными, прилипшими к щекам и лбу длинными волосами и круглым застывшим взглядом. Завораживала интонация, подача и энергетика Непомнящего-автора, откровенная непохожесть на других и абсолютно свой взгляд на мир. (Через несколько лет Непомнящий сам стал членом жюри «Оскольской лиры», ведущим рок-бард-мастерской.)

Мне было близко его состояние постоянного поиска. Поиска себя, смысла, корней, истины – Бога в конечном счете. Мы ведь все так или иначе искали и ищем его. И когда Сашка пел «так что снаряжай собак, брат-якут, мы пойдем искать полюс...», и когда внутренним взором видел, что происходит «в белорусских лесах под кромешными пулями нашей большой партизанской войны», он говорил с собой и с нами об этом вечном пути, что-то уже навсегда поняв («а лицо у Христа было детское...») и с чем-то навсегда расставаясь, будто почуяв («моя смерть, моя весна...»).

Про Сашу можно рассказывать очень много, с ним связана масса смешных историй и приключений, и мне действительно трудно писать про него с приставкой «был». Он шел по пути Воина и Романтика, а ушел навсегда дорогой мученика – но даже в этом просматривается его единственность, его избранность, его незаменимость.

«У каждой птицы есть свой юг 
и свой север.
У каждого неба есть своя земля
и свое подземелье...
У каждого солнца есть своя луна,
а у Бога – 
обезьяна,
Но никто не родился слишком поздно,
или слишком рано...»