ЧАСТЬ 2

В прошлом номере «Рабочего края» опубликована первая часть воспоминаний Тамары Артаковны Галкиной. В годы войны ее мама – Павла Ивановна – возглавляла областной краеведческий музей, а вся семья жила в бурылинском особняке. 

Павла Галкина приехала в Иваново в 1941 году, отбыв трехлетнее лагерное заключение в Казахстане. Ее муж – партийный деятель – был расстрелян в 1938 году, а совсем маленькая дочка оставалась вдвоем с бабушкой. 

О маме и детстве, проведенном в Иванове, вспоминает Тамара Артаковна Галкина: 

«После лагеря мама не имела права жить в крупных городах, и она обосновалась в Иванове – здесь жили родственники, недалеко была родная Вичуга. В конце лета 1941 года мама вызвала нас с бабушкой из Москвы. Уже шла война. Я помню, мы уезжали с Северного (Ярославского) вокзала – толпа была такая, что кроме людей ничего не видно: огромная черная масса. 

В Иванове мы поселились у наших родственников в Минееве. Мама сначала работала в какой-то образовательной организации, а с началом войны ее сделали директором антирелигиозного музея».

Антирелигиозный музей работал в Иванове в 1939–1941 гг. в помещениях закрытой к тому времени Успенской церкви (деревянной, полностью сгоревшей в 2015 году). 

«Прямо при входе висела маска, по всей вероятности, дьявола – метр на метр: красная, желтая, зеленая, синяя; с зубами и языком. Сделана она была то ли из папье-маше, то ли из глины. Церковного иконостаса к тому времени в церкви уже не было. Кажется, были какие-то плакаты на стенах. Запомнился чугунный пол. Однажды летом в открытое окно влетела шаровая молния. Она проплыла мимо мамы и со взрывом ушла в пол.

Благородная школа за «Барашком»

…А потом маму перевели в краеведческий музей директором, и началась по-настоящему счастливая, хотя и ужасно голодная жизнь. В этом музее было страшно интересно жить. Правда, войти в здание, возвращаясь из детского сада, я могла только с помощью посторонней помощи – ручка была намного выше меня. Сохранилась ли, кстати, трансформаторная будка перед зданием музея? – она была видна из окна нашей комнаты». 

Квартира директора (всего одна комната) располагалась на первом этаже музея: после холла надо было подняться на несколько ступенек и повернуть направо. Сейчас в этом помещении – кабинет научных сотрудников бурылинского музея.

«Отделили фанерой кухню и жили втроем: я, мама и бабушка. Я спала на старинном покатом сундуке, для занятий мне выделили ломберный столик. Кстати, именно в музее я научилась читать – по книжкам с дореволюционной грамматикой. Вокруг была великолепная бурылинская библиотека. Никогда не забуду «Беседу отца с сыном», не знаю, к сожалению, автора. Это рассказы художника о кубизме. Можете себе представить? Библиотека собиралась в 1910-е годы, в самый разгар новых художественных движений. И после прочтения у меня никаких проблем с восприятием модернистской живописи не было. До сих пор помню это издание. Но когда я захотела взять его с собой из музея, мама сказала: «Нельзя, на нем инвентарный номер». И была еще одна абсолютно любимая книжка – первое издание Кузьмы Пруткова. Я не знала тогда, что это пародия – всё воспринимала за чистую монету. Все указания автора принимала как руководство к жизни, наизусть знала стихи и басни.

Из-за того, что я училась читать по старой грамматике, возникли проблемы в первом классе. Учительница писала на доске без «ятей», а я ее поправляла. Был конфликт, и меня пришлось перевести в другую школу».

– В какую школу вы ходили? 

Первая школа была во Дворце пионеров на Батурина. Видимо, там занимались только младшие классы. В этом же здании какое-то время в самом начале войны был военный госпиталь. Еще с детским садом мы туда ходили. Хорошо помню, как пела «Капитан-капитан» раненому с забинтованной головой, сидя на краешке его кровати. А он улыбался из-под бинтов. 

А потом меня перевели в 33-ю школу, которая была на ул. Негорелой за «Барашком». (Имеется в виду рынок «Барашек», располагавшийся на пересечении современных Лежневской и Красногвардейской улиц. Школа, в которой училась Т.А. Галкина, сейчас носит номер 26). Там была потрясающая учительница, казавшаяся мне воплощением благородства, – Софья Александровна. Очень пожилая женщина, которую старая грамматика ничуть не смущала. Школа была красива своей стариной: помню лестницу, каменный пол. 

Я ходила на занятия одна, никто меня не провожал – хотя было далеко: перейти Уводь, затем обойти театр. Но бабушка все-таки контролировала мои передвижения. Она выходила из музея и спрашивала у людей: «Вы от «Барашка» идете? Не встречалась девочка с зеленым портфелем?» И по ответам она могла судить, где я нахожусь. А зеленый портфель мне перед первым классом привезла из Ленинграда мама. Уже после снятия блокады ей удалось съездить туда в командировку. 

Правда, однажды я «потерялась» в самом музее. В цокольном этаже был туалет, где меня случайно заперла уборщица. Меня начали искать. Спустя время уборщица все-таки открыла дверь, и все стали удивляться: почему я не звала на помощь? А дело в том, что на том же цокольном этаже, поблизости находились знаменитая египетская мумия и скульптура «Девушка и смерть». Я боялась, что, если начну кричать, напугаю кого-нибудь из посетителей. 

Борьба с Третьяковкой

– Только ваша семья жила в музее?

– В бывшей квартире самого Бурылина жила семья Александра Фёдоровича Дубынина – замечательного археолога. У них было две комнаты и темный ход вниз. 

Помню детей Александра Фёдоровича – Риту и Августа, его замечательную жену – тетю Соню. С ней у меня связан День Победы. В течение всей войны она хранила муку специально для победного торта. И 9 мая она испекла не что-нибудь, а «Наполеон». Я даже не представляю, из чего еще она тогда его сделала. 

Александр Фёдорович Дубынин (1903–1992) – в ивановском музее работал в 1931–1953 гг., также с 1938 года преподавал в педагогическом институте. В 1942–1945 гг. – участник Великой Отечественной войны, лейтенант. Основные научные интересы: археология древнерусского города и археология эпохи поздней бронзы – раннего железа лесной полосы. В 1953 году перешел на работу в Институт истории материальной культуры, возглавил Московскую археологическую экспедицию. 

Также, по воспоминаниям Т.А. Галкиной, непосредственно в здании музея в годы войны жила семья дворника Фаткулина. 

«Из сотрудников музея назову Александру Михайловну Сухареву – очень колоритную, активную личность. Возможно, она заведовала массовым отделом. Помню анекдот, связанный с ней. Она водила экскурсии и, рассказывая про астрономические часы Альберта Биллетэ, каждый день по-разному называла стоимость их приобретения. Когда мама обратила на это внимание, Александра Михайловна ответила: «Я считаю, что нужно разнообразить экскурсию».

Помню Надежду Константиновну Серову – молодую, очень красивую женщину, она была научным сотрудником. Из Ленинграда в эвакуацию приехала интеллигентнейшая Мальвина Мироновна Штерн – воплощение культуры».

В интернете можно найти утонченный портрет Мальвины Мироновны Штерн (1903–1992), написанный в 1935 году художником Владимиром Лебедевым. После войны М.М. Штерн работала в Ленинграде в библиотеке Института русской литературы АН, в 1954-м стала первой заведующей библиотекой Всесоюзного музея А.С. Пушкина. 

«В музее мне особенно нравился отдел природы (особенно любила лося, которому таксидермист по ошибке приделал оленьи рога) и раздел живописи. К слову, мама из-за художественного собрания всё время боролась с Третьяковской галереей, потому что они предлагали какие-то работы им передать.

– О чем именно шла речь? 

– Левитан фигурировал, Серов, «Возвращение с покоса» Нестерова, пейзаж Борисова-Мусатова.

Мой же любимый экспонат – просто друг – мальчик, который вынимает занозу (сейчас в собрании Ивановского художественного музея). Это копия античной скульптуры. Спустя годы я увидела оригинал в Ватиканском музее. И я очень любила бронзовую лань – она была с меня ростом (сейчас украшает лестницу в художественном музее). Потом мне очень нравился отдел, где были выставлены миниатюры на полях к русским рукописям. Поскольку я уже прочитала книжку «Беседы отца с сыном», я понимала, что это не привычный реализм, а условный рисунок. Но он потрясающе передавал содержание». 

В следующей части публикации – о военном Иванове глазами ребенка. Тамара Галкина утверждает, что город производил впечатление необыкновенного благодаря тем людям, которые в нем собрались. Продолжение в следующем номере «РК». 

***

Про фотографию: Это сотрудники Ивановского краеведческого музея в годы войны: 2-я слева – В.К. Серова, далее – Н.П. Белевская, Е. Панова