Александр Михайлович Пашкин и Шамиль Абдуллович Жафяров приняли мое приглашение сходить в кино. На сеансе в 10 утра в кинозале «Лодзи» никого кроме нас не было, отчего создалось впечатление, что мы на эксклюзивном показе.

Герой Козловского – пожарный, первым прибывший на место аварии и вытаскивавший на себе умирающих от облучения товарищей. Он же – водитель скорой помощи, везущей в уже переполненную больницу задыхающихся пострадавших. А потом – доброволец-водолаз, готовый нырнуть под реактор и вручную открыть проклятый вентиль, чтобы спустить воду и спасти весь мир от нового убийственного взрыва. И всё это на фоне истории любви, такой понятной тысячам российских женщин: были отношения, остался ребенок, есть надежда на воссоединение семьи, но тут происходит вселенская катастрофа. Отсюда внутреннее метание главного героя между личным и общественным – что важнее: спасать мир или любимую женщину с сыном? 

И нельзя не отметить красивую операторскую работу, которая погружает в атмосферу восьмидесятых: костюмы, городское пространство. Масштабные панорамные съемки атомной станции, самого взрыва и адского пламени, причинившего столько горя. Красной нитью проходит главная мысль: катастрофа Чернобыля – самый масштабный в новейшей истории памятник человеческим ошибкам. Таково мое впечатление. А что в фильме увидели сами ликвидаторы, которые были там непосредственно в первые дни катастрофы?

Желтый лес в апреле и жуткая розочка в бетоне

«Мы оканчивали наш ивановский химинститут, военную кафедру, поэтому по приказу в одночасье были мобилизованы, – рассказывает Шамиль Абдуллович. – Я лично старшим лейтенантом в должности командира взвода разведки. Авария случилась 26 апреля, а в первых числах мая мы уже прибыли на место. В те годы нам было немногим более тридцати, не юнцы восемнадцатилетние, так что мы понимали уже, куда попали и что это не игрушки».

Александр Михайлович продолжает: «Вот в фильме идет автоколонна с гражданскими в Киев, а навстречу им машины с «партизанами». Так мы в шутку называли солдатиков и всех нас, призванных из других регионов на этот объект. Наши, ивановские, вошли в состав Киевского полка гражданской обороны. Лично я прибыл через полгода после аварии и работал не на четвертом, аварийном, а на третьем блоке. Четвертый к тому времени уже был забетонирован. Но меня поразило, как снята сама станция, съемки с вертолета или с квадрокоптера – всё это выглядит очень похоже. А снимали при этом не в Чернобыле». 

Шамиль Абдуллович подхватывает: «Да, всё как там – третий и четвертый блоки, а между ними компрессорная станция. Мы объезжали с разведкой всё это, и я прекрасно помню обстановку. Кстати, в кино показали, что от четвертого блока остались одни обломки, а на самом деле разрушений было гораздо меньше. Я запомнил, там сбоку была дыра в бетонной стене с торчащей изогнутой арматурой, напоминающая розочку, – жуткое зрелище. А еще в фильме я увидел такую деталь: отдельная полоска ярко-желтого хвойного леса, и это в конце апреля! Так и было. От высокой дозы радиации близлежащие ели и сосны рядком резко поменяли цвет – тоже зловещая картина и кинематографисты это отразили, молодцы».

Я бы сделал по-другому

«Мы этот лес потом рубили в 1987 году, – продолжает Александр Михайлович. – Основной переносчик радиации – пыль, машины едут, ее поднимают на стены, крыши, деревья. Вот мы и должны были всё обрабатывать и чистить, смывать радиацию специальным дезинфицирующим раствором. И эту работу в фильме как-то фоном тоже показали. Но там было много бригад: и водолазы, и пожарные, и шахтеры. Вот они при нас рыли, пробивали штробу и делали бетонные подушки под реактором, чтобы он не прогорел и не рухнули в грунтовые воды – тогда катастрофа была бы гораздо страшнее. У ликвидаторов было много задач. И та, которую показали в фильме, вполне могла быть».

«Но вот что меня удивило, – замечает Шамиль Абдуллович. – По сюжету нужно проплыть под водой, открутить задвижку, слить воду, и всё это почти в кипятке, при высоком уровне радиации – подвиг героический. И вот они там решают – я пойду, а я не пойду. Такого не было – приказы никто не обсуждал. Во всяком случае у военных, притом что посылали людей на верную гибель. А эта задвижка… Ну очень непрофессионально они ее открывали. Надо было взять два рогача, легче бы было, и человек бы не погиб зря, а он просто выдохся, открывая ее. Я понимаю, что для кадра, для кульминации надо было показать, как это тяжело, но я смотреть не мог, как разволновался».

Нас осталось мало

Александр Михайлович заводит разговор о другом: «Меня немного повеселило, как они в фильме пострадавших героев отправляли на крутое лечение в Швейцарию. Очень сомневаюсь, что это было. Может, кого-то из партийной элиты, но не тех работяг, которые были на передовой. Самых первых ликвидаторов, конечно, пытались лечить в Москве, но никак не за границей. Ведь те, кто был на крыше, кто снимал всё оттуда, самые первые умерли, кто-то сразу, а кто-то в течение года. Мы разговаривали с отцом одного пожарного, и он признался, что его сын, хоть и был отправлен в столичную клинику, умирал страшно и мучительно. В фильме тоже вскользь показали, как действует облучение на организм. 

А нами тогда, по приезде в Иваново, врачи действительно активно занимались, выпрашивать медосмотры не приходилось, не то что сейчас. Заботы хватало сполна, и санаторное лечение было, и НИИ рентгенологии нас обследовало. А лет десять назад вдруг стали наши резко уходить – по 18–20 человек в месяц, и все пятидесятилетние крепкие, казалось, мужики. Из нашей области всего в ту самую 30-километровую зону ЧАЭС призвано было 2500 ликвидаторов. Сегодня в живых осталось 832 человека. Ежегодно 26 апреля мы собираемся около памятника и видим, что с годами нас всё меньше. Хотя наши ребята держатся, подбадривают друг друга».

Молодежи и властям смотреть обязательно

Я спросила: рекомендуете ли вы этот фильм, и если да, то кому? Александр Михайлович Пашкин не задумываясь ответил: «Молодежи – да, нашим, чернобыльцам – нет. Уж очень волнительно, тяжело опять погружаться во всё это – сердце заболит. Представьте, 500 Хиросим шарахнуло тогда в Чернобыле, и ликвидировали эти последствия простые люди. Нынешним властям, от кого зависит безопасность таких объектов, – повод задуматься: наберут ли они столько добровольцев, которые готовы будут бесплатно, из патриотических убеждений погибать? Возьмут ли они, как герои фильма, билет в один конец? Сомневаюсь. Пожарным тем, которых показали, которые самые первые ринулись в пекло, надо всем миром в ноги поклониться. Они прекрасно знали, на что шли. В фильме показали голубое пламя горящего реактора, те, кто его видел, говорили, что оно реально адское и какое-то живое. Эти герои остановили страшную катастрофу. Если бы загорелись другие блоки, пошла цепная реакция – страшно представить, что могло произойти со всем миром».

Шамиль Абдуллович соглашается: «У нас в то время было другое воспитание, хотя такая человеческая реакция, как страх и панические атаки, естественные – всё как показано в этом фильме Козловского. И мы так же: идешь и не знаешь, что впереди. Когда я уезжал из дома, маме не говорил, куда нас отправляли – в Белоруссию на маневры, и всё. А по возращении она увидела на моей черной голове такую яркую седую прядь – пришлось признаться, где были, что делали и как там было страшно. Так вот никогда не забуду, как она мне тогда сказала: «Ну, что же, сынок, кто-то ведь должен был это сделать».