История одной ивановской семьи 

В редакцию обратилась жительница города Иваново, пенсионерка Галина Александровна Чернова, всю жизнь работавшая медсестрой. Она очень хотела поделиться историей своей семьи и рассказать о родителях – участниках Великой Отечественной. Она бережно хранит их старые фотографии, награды и воспоминания. Самые пронзительные, конечно, о военном времени.

Такое не должно повториться

«Мой папа, Скотников Александр Николаевич, воевал с февраля 43-го по май 45-го и вернулся живым. Но не сразу – еще долгое время после победы он служил в Германии. На фронт его забрали семнадцатилетним парнишкой, вместе с братом и другом. Сначала на четыре месяца они попали в Гороховецкие лагеря под Горьким в учебный артиллерийский полк. Их матери тогда не выдержали, собрали в мешки картошку, хлеб, напекли пирогов, сели на поезд и как-то умудрились приехать к ним в учебку – и это в военное-то время! Накормили сыночков домашними харчами, нагляделись на них и через три дня вернулись домой. По дороге обратно их снял военный патруль, забрали в комендатуру, но разобрались и отпустили. Отправили папу на фронт орудийным номером, стрелком, а позже перевели в отдел артиллерийского дивизиона разведчиком. Воевал он на Белорусском фронте под командованием маршала Жукова, которым, как великим полководцем, всегда восхищался».

О войне Александр Николаевич вообще рассказывать не любил, но иногда вспоминал, как ему приходилось под покровом темноты добывать «языка» – заткнув ему рот, тащить на себе, ползком на животе, под обстрелом. «О разведчиках он всегда отзывался с большим уважением, что они сильные и умные люди, – продолжает Галина Александровна. – А про простых немцев говорил, что они такие же, как мы, и также не хотели войны, которую развязал Гитлер. Иногда он вспоминал ужасы, которые видел на Белорусской земле, где фашисты особенно лютовали. Видел там и сгоревшие дома, и трупы в колодцах – даже у бывалых разведчиков волосы вставали дыбом от того, что творили нацисты. Не раз он твердил: пусть это никогда не повторится». 

Мать не узнала сына

Последние бои в мае 45-го в Берлине были особенно тяжелыми – наши солдаты сражались за каждый дом и за каждую улицу. После победы Скотникова не демобилизовали – оставили служить в Германии.Туда же в 46-м были призваны его родной и двоюродный братья. Галина Александровна делится: «Папа вообще очень скучал по своим родным. И однажды решил попробовать увидеться с ними в Германии. Стал писать и просить начальство. После третьего рапорта ему разрешили поехать к ним, и в 49-м они встретились. Представляете, какая это была встреча, ведь братья не виделись семь лет. У нас хранятся фотографии того момента, снятые в немецкой студии. В том же году папу отправили в отпуск домой. Приехал он в свою деревню поздно ночью, подошел к дому, постучал в окно и говорит маме: «Хозяюшка, пустите на ночлег, мне до другой деревни ещё долго идти». Бабушка говорит: сынок, я живу одна, пойди в дом напротив там мужчина, он тебя пустит. Тут папа вскрикнул: мама, да это же я, Саша, меня в отпуск отпустили! А она его и не узнала – забирали сыночка семнадцатилетним мальчишкой, а пришел 24-летний мужчина». 

Явился во сне

После отпуска наш герой снова вернулся в Германию и был там до 50-го года. Ему предлагали оставаться на сверхсрочную, но он отказался. Как участник войны получил участок на окраине Иванова в районе будущего камвольного комбината, потихоньку туда привезли сруб из деревни, построились заново и переехали с мамой жить. Специальности у Александра не было – война помешала выучиться, так что пришлось работать разнорабочим: и землекопом, и в водоканале, и на мясокомбинате. Последнее место работы – хозяйственный и транспортный отделы меланжевого комбината.

«В те годы он познакомился с моей мамой Татьяной. Интересно, что за несколько месяцев до этого он ей приснился, – вспоминает Галина. – Мама рассказывала, что четко увидела во сне военного с небольшим шрамом на щеке, в шинели и сапогах. И когда папу встретила, сразу поняла, что это тот самый человек. Они полюбили друг друга, жили долго и счастливо больше тридцати лет до смерти папы.

Обезболивающие только для солдат, а мы потерпим

А моя мама Татьяна Ермолаевна не воевала, но немало сил отдала на трудовом фронте. Родилась она в Пензенской области в многодетной семье – всего их было восемь. Ей, как самой старшей, пришлось нянчиться с младшими, ухаживать за скотиной и огородом – учиться было некогда. В голодном 1932-м ей пришлось даже собирать милостыню. С тех пор у нее навсегда осталось трепетное отношение к хлебу. Она называла его «хлебушек» и предпочитала ржаной.

В феврале 1942-го ее забрали на трудовой фронт на железнодорожную станцию. Работали там одни девчата, а бригадиром у них был безногий комиссованный инвалид. Мама рассказывала, что он их очень любил и жалел. Бывало, кричит: девчонки, побольше вставайте на бревно, они тяжелые, а ведь вам рожать еще, не надорвитесь. А кормили их и правда очень скудно, все были худенькие. Однаждыу мамы разболелся зуб, врач выдрал его наживую, без заморозки – обезболивающих не было, они предназначались только для раненых в госпиталях. Так вот она выдержала эту экзекуцию и, даже не остановив кровь, бегом помчалась на поезд, поскольку ее отпустили на денек домой. И всю дорогу не могла унять кровотечение, но терпела и не показывала виду пассажирам, как ей плохо. Просто тогда не принято было жаловаться по мелочам, когда вся помощь нужна была фронту».

Разные валенки

По окончании войны Татьяна вернулась к себе в деревню, работала на ферме и в поле. А в 46-м односельчанка, работающая в Иванове на фабрике, уговорила поехать с собой. Захотелось новой городской жизни, трудностей, и работы никто тогда не боялся. В Иванове устроилась, работать пошла на комбинат имени Самойлова и не изменяла ему до самой пенсии – почти тридцать лет. 

«В те времена фабрики работали в три смены. Однажды маме надо было в ночную, она проснулась и ей показалось, что она опоздала, а за опоздание даже на десять минут тогда строго наказывали. Вскочила, сунула ноги в валенки и бегом на фабрику. На проходной и посмотрела на часы: слава богу – пришла вовремя. А взглянула на ноги и ужаснулась валенки-то разные: один белый, другой черный. Наутро в таком виде ей пришлось возвращаться через весь город, друзья и соседи потом еще долго над ней подшучивали, но беззлобно, конечно.

Тогда вообще люди были проще и добрее. И моя мама жила просто и скромно: вышла замуж за папу, родила детей. Радовались они каждому дню, потому что прошли войну и знали цену простого человеческого счастья. Никогда не кичились участием в войне и на ее трудовом фронте. И то, что делали, не считали подвигом. Хотя мама и была не раз удостоена различных медалей за доблестный труд во время Великой Отечественной войны».

На парад пойдет на портрете

Александр Николаевич иногда говорил: увидеть и пережить то, что он видел на войне – не приведи господи. А ведь бог и правда хранил его. Наверное, по молитвам его мамы, которая закончила всего три класса церковно-приходской школы, но была большой молитвенницей. Он был ранен и контужен, но остался жив. И после всего не ожесточился на мир, был открытым, приветливым и добросовестным человеком, и люди его уважали. За участие в Великой Отечественной войне ему вручены орден Красной Звезды и орден Славы, много медалей, в том числе за освобождение Варшавы и Берлина. «Папа был очень скромным и надевал свои награды только на 9 Мая. Его с нами нет, но в нашей семье мы храним память о нем, все его награды, грамоты и благодарности, которые он получил в военное и мирное время. И в День Победы мы с его внуками и правнуками обязательно пойдем в «Бессмертном полку» с его портретом и с портретом не вернувшегося с войны моего деда Николая Андреевича. И споем любимую песню папы «Хотят ли русские войны».

 

Сообщение отправлено

Самые читаемые статьи

«Стремились передать чувство радости»

Художники Родионовы – о своих знаковых полотнах

Взрослые школьники: шанс наверстать упущенное

Мало кто знает, что в Иванове есть вечерняя школа

Песьяков бьет рекорды 

Вратарь провел 243-й матч в Премьер-лиге. Это рекорд среди лучших ивановских футболистов

«Вход обязательно во фраках» 

Ивановские пригласительные рубежа ХIХ–ХХ веков (продолжение)

Решаем вместе
Есть вопрос? Напишите нам