Устное народное творчество традиционно населяет болота нечистой силой. Тем не менее люди издревле селились рядом.

Топонимы указывают, что топи были в пространстве всех крупных городов; они выступали в качестве пополняемых резервов воды, пищи и топлива; они ограждали и защищали от внешнего воздействия (не только вражеского, но и цивилизационного), выполняли функцию естественного фортификационного сооружения. Вспомним Некрасова:

А были благодатные

Такие времена.

Недаром есть пословица,

Что нашей-то сторонушки

Три года черт искал.

Кругом леса дремучие,

Кругом болота топкие,

Ни конному проехать к нам,          

Ни пешему пройти!

Наш «Тихий омут» и французская литература  

Образ болота возникает в первых же художественных произведениях, связанных с ивановским пространством. «Тихий омут» – заглавие повести Василия Рязанцева (1829–1866), описывающей «гнилую жизнь» села Иваново; оно же и фигурирует под этим названием. Литературовед Леонид Таганов отмечал: «Изображенные Рязанцевым нищие ничего не имеют общего с теми «божьими людьми», какими бы их хотели видеть хозяева села, замаливающие свои грехи подаянием. На самом деле преступники плодят преступников. Черти, вошедшие в чертей-фабрикантов, перефразируя Евангелие, переходят в тех, кто составляет планктон «тихого омута».

«Чертово болото» – название очерка про Иваново Ф.Д. Нефедова, опубликованного в 1864 году в журнале «Развлечение» (это одна из первых «внешних» публикаций об Иванове). Название явно перекликается с «Тихим омутом» Рязанцева и идентично с заглавием известной повести Жорж Санд 1846 года. Маловероятно, что Нефедов был не знаком с этим произведением или хотя бы не слышал о нем. Филологи-исследователи установили: «В России с середины до конца XIX века повесть Ж. Санд издавалась восемь раз <...> Появление первого перевода La Mare au diable в России можно считать важным культурным событием». Но в повести Ж. Санд чертово болото (как топос) выступает в положительном образе – благодаря ему герои остаются на ночь в лесу: Жермен влюбляется в свою случайную спутницу, у него впервые зарождается мысль о браке с ней. Если бы не чары болота («случись кому тут ночью застрять, так уж это как пить дать – до свету отсюда не выберешься»), жизненные пути героев могли бы окончательно разойтись.

Возвращение 

Сравнение Иванова с болотом Ф. Нефёдов приводит и в своем дневнике за 28 марта 1863 года – за год до публикации обозначенного очерка: «Не знаю, что ждет меня в болоте. Воображение рисует нерадостную перспективу: двусмысленные взгляды антагонистов, а они – всё население болота, война с невежеством и с грубою силою зоологического царства и многое, многое в этом роде…» Эту запись Нефёдов делает в преддверии вынужденного отъезда из Москвы. Виной тому – ивановское областничество, не давшее ему (формально принадлежащему к крестьянскому сословию) «разрешение на учение в высшем учебном заведении». Таким образом, «болото» для Нефёдова – не ивановский ландшафт, а местные жители, обида автора на которых вполне объяснима: «Москву я оставляю не без грусти, но и без надежды скоро опять ее увидеть. Неужели эта грубая, материальная сила станет поперек дороги и заставит меня отказаться от всех устремлений, которыми жила душа с младенчества, и затянет в самую глубину омута животного царства», – писал Нефёдов.

Примечательны (в определенном смысле противоположны содержанию повести Ж. Санд) перипетии частной жизни Ф. Нефёдова. В Москву из Иванова он вернулся через год. В столице в 1868 году женился, а спустя два года вновь оказался в «чертовом болоте», «куда, после неудач семейной жизни, он уехал забыться и отдохнуть».

Определение, предложенное Ф.Д. Нефёдовым, во многом прижилось в ивановском дискурсе ХХ века благодаря Д.Н. Семёновскому – он нашел и растиражировал старый образ в своей книге «А.М. Горький. Письма и встречи». Она издавалась дважды – в 1938 и 1940 гг.; была еще публикация в «Новом мире» (1938, № 3). Семёновский охарактеризовал отношение первых литераторов к родному локусу, параллельно дав емкую оценку дореволюционному литературному процессу: «Связанные с Ивановом писатели-одиночки не любили его и рвались на сторону. Ивановский уроженец, писатель-народник Ф.Д. Нефёдов называл родной город «болотом».

Вода ушла, а память осталась

Но так ли много в действительности болот в ивановском пространстве (не культурном, а естественном)? По описаниям первого ивановского краеведа и историографа Якова Гарелина, природный ландшафт Иванова действительно изобиловал болотами, но лишь до середины XIX века: «В то время, как существовали громадные леса вокруг Иванова, влага, задерживаемая ими, образовала топи и болота. <...> С уменьшением лесов площадь болот значительно сократилась; болезни и падежи встречаются несравненно реже; ветер свободно разносит болотные испарения и содействует высыханию болот».

Сокращение лесов было связано с вырубками для работы паровых машин. Их внедрение на текстильных фабриках началось со второй трети XIX века.

Отметим, что болото – слово многозначное. Так, по свидетельствам самого Гарелина, в начале ХХ века оставались еще «глубокие омуты, вырываемые падением воды на многочисленных мельницах по Уводи». В очерке «Наши фабрики» (1872), описывающем ивановские предприятия, Ф. Нефёдов называет болотом топкую грязь, имевшую место в прибрежной промзоне: «Фабричные дворы в большинстве случаев тесны и ничем не вымощены; не только осенью, но даже летом они редко когда пересыхают, чуть ненастная погода – обращаются в топкие болота, и рабочий вязнет в грязи буквально по колена».

Но постепенно болота пропали почти полностью из ивановского (по крайней мере, городского) естественного ландшафта; но память о них осталась в ландшафте культурном. Нефёдовское определение Иванова («чертово болото») в отрицательном значении укоренилось в сознании ивановцев и в настоящее время переросло во фразеологизм, характеризующий и программирующий отношение многих жителей к городу. Однако, как мы видим, данное определение вряд ли стоит считать непреложным: болото – неминуемый элемент ландшафта (природного, а затем культурного) любого крупного города. А реплика Нефёдова во многом имела под собой биографическую подоплеку.

По материалам диссертации «Формирование локального текста: Ивановский опыт» (2014). 

На иллюстрации:

Нефёдов Иван Никандрович (1887–1976). Эскиз «Старое Иваново. Соковский мост на реке Уводи в конце 19 века. Вид на Саванову гору», 1950. Картон, темпера. Из собрания ИГИКМ им. Д.Г. Бурылина.